История Японии

[Yuki]

жду продолжения ^^

[R3z]

Интересно было почитать, особенно про Сайто Хаджиме, Шинсенгуми и Хитокири. Кстати образ Кеншина, был взят как раз с хитокири Каваками Генсая если неошибаюсь.

[InuTaisho]

Ну чтож ^_^ коль понравилось, буду выкладывать дальше )

Надо сказать, что у мясной истории было не менее занимательное продолжение.
Мясо в преимущественно буддистской стране было удовольствием дорогим и редким. А потому прокорм подразделения начал потихоньку превращаться в проблему. Оптимальным решением было бы завести свое собственное хозяйство. Но казармы в Мибу уже и людей-то не очень вмещали - и постоянный источник белка (в просторечии "свинарник") стал также источником постоянного напряжения и совершенно несамурайского поведения.
Как известно, лучше когда проблем много - тогда какие-то из них могут взаимно аннигилироватся. Одним из постоянных источников беспокойства для Шинсена был близлежащий храм Ниши Хонган. Местные монахи сочувствовали Ишин Шиши и монастырь по существу был базой "людей благородной цели" в Мибу. Это было известно точно - но применить соответствующие меры к уважаемому религиозному учреждению никто бы не позволил.
И во время Дела о Дворцовых Воротах проблемы встретились. Охвативший город пожар добрался до Мибу и подбирался к монастырю. Настоятель, не чая справиться силами монахов, кинулся за помощью - и ближайшим подразделением, всерьез занимавшимся тушением пожара, оказался естественно Шинсен. Перепуганный настоятель был готов обещать Кондо что угодно - и естественно мгновенно согласился приютить Шинсен, если казармы ополчения сгорят, пока Шинсен защищает храм.
Надо ли говорить, что казармы сгорели?
Шинсен переехал в монастырь. Вместе со свинарником. Противуправительственная деятельность в монастыре прекратилась. Но очень быстро выяснилось, что жить в этом огромном проходном дворе подразделению не очень удобно. Монахи же, не очень обрадовавшиеся Шинсену, впали в нечто очень напоминающее истерику по поводу свинарника. В буддистском монастыре систематически убивать живое _на мясо_? (То, что их постояльцы куда более систематически убивают людей, беспокоило монахов существенно меньше.) Так что когда Тошидзо Хиджиката намекнул настоятелю, что в связи с резким увеличением личного состава им потребуется более просторное помещение ... ну, вы сами понимаете, настоятель решил, что он этого не вынесет. И сам первым предложил построить Шинсену новые казармы, выделив для того часть незастроенной монастырской территории как раз через дорогу. Чего собственно и добивался господин заместитель командующего.
Новые помещения Шинсена располагались точно напротив монастыря - так что вернуться к прежним развлечениям монахи не могли все равно - а жить там было существенно уютнее, да и охранять помещения стало много легче. А на дальнем от монастыря краю базы красовался большой, просторный, крепкий ... свинарник.

парочка анекдотов о Шинсене

Командир десятой Харада Саноскэ был невменяем даже по Шинсеновским меркам. Например, когда один из старших самураев хана Айзу сказал (в _частном_ разговоре) Хараде, что тот не умеет себя вести (чистая правда) и вообще на самурая не похож, Харада ответил, что такие вещи проверяются просто. Вот он сейчас кое-что сделает - сможет ли уважаемый господин повторить? Вынул вакидзачи и воткнул в живот по рукоять. Оппонент с воплем сбежал. На крик примчался Кондо (тогда еще просто мастер додзё Шейкан), учинил Хараде скандал, вытащил нож, перевязал рану и - не обращая внимания на крайнее возмущение своего будущего комроты - перекинул его через плечо и отволок к врачу. Ками берегут сумасшедших - обошлось без перитонита и неисправимый Харада потом хвастался шрамом от сэппуку.

После «Дела о Дворцовых Воротах» Хиджиката говорил, что благодарные японцы должны поставить Кусаке Генсую по меньшей мере маленький храм – в благодарность за избавление страны от ... Кусаки Генсуя.
Г-н. подполковник вообще был большой любитель черного юмора. Как-то пришел шинсеновский патруль к одному деятелю, были у них подозрения, что кто-то в его доме связан с контрабандой оружия. Заходят, и видят, что хозяин, видимо, углядевший их в окно, пытается зарезаться. Ну, патрульные к нему - они ж его только подозревали, в мишенях он не числился, а Хиджиката так рукой повел, остановил и сказал наставительно "Никогда не следует мешать человеку поступать правильно. Продолжайте, сударь, мы вас не обеспокоим."

"Ах, какие от меня были неприятности"

В апреле 1868 "Кангун" (армия императора - то бишь армии Сацумы и Чошу) и "Куйю Чинбутай" (то есть армия сёгуната) оказались нос к носу у Нагареяма. Ночью были какие-то подвижки и кто-то со стороны Бакуфу с перепугу пальнул по императорскому штандарту. И на утро в лагерь Ишин Шиши является вежливый джентльмен, представившийся как Окубо Ямато (а там рядом действительно было родовое поместье Окубо - очень дальних родичей Окубо из Сацума), и объяснил, что он пришел извиниться за вчерашний инцидент и твердо обещать уважаемым оппонентам, что этот кабак больше не повторится.
Его естественно приняли, чаем напоили. На штаб и расположение войск он тоже посмотрел. И тут ками принес на позиции из Эдо Ариму Фуджиту. Каковой тут же поднял брови домиком и спросил - "А Кондо-то что тут делает?". А Кондо Исами естественно полагался на то, что в тот момент во вражеском штабе его ни одна душа не знала в лицо.
Но головы он не потерял - и спокойно ответил, что он такой-то такой-то, а этого господина впервые видит. Рыцари заколебались - всем же было известно, что Кондо Исами деревенщина неумытая, а тут был господин вполне комильфо, вплоть до китайской поэзии... И тут кто-то вспомнил, что у них там под стражей сидит пойманный дезертир из армии Бакуфу. Его привели - и он опознал Кондо.
Арима Фуджита был за то, чтобы обращаться с Кондо как с военнопленным - то есть отослать в Эдо и пусть командование разбирается. Но Кагава Кейзо и Тани Татеки, считавшие, что убийство Рёмы - дело рук Шинсена, настояли на том, чтобы с ним обошлись как с преступником. И на следующий день Кондо отрубили голову. По свидетельству Аримы, он вел себя с неприличествующим ситуации благодушием, разговаривал с охраной о погоде, объяснял самому Ариме, что конфуцианцы погубят Японию – при этом, только когда в ход пошли совершенно абсурдные аргументы, Арима
понял, что его разыгрывают, давал палачу инструкции отностельно оптимального угла удара, а когда дошло до дела, поднял глаза к небу, мечтательно улыбнулся и произнес “Ах, какие от меня были неприятности...» столь довольным тоном, что чуть не сбил палачу прицел.
Его люди все это время искали его - но Кондо не сказал, куда идет, так что Хиджиката узнал о его смерти на следующий день из данных разведки.
Надо сказать, в командовании Куйю Чинбутай все очень нервно смотрели на Хиджикату - Юпитер его знает, какую форму у этого человека примет горе... А он, как ни в чем ни бывало, пришел в штаб и сказал, что поскольку военспец здесь теперь он, то он просит окружающих не мешать ему работать, до окончания критической ситуации. И начал готовить прорыв из уже образовавшегося окружения, каковой прорыв и осуществил с присущим ему блеском.
И ничего. Совершенно не изменился, о Кондо говорил так, как будто тот только что вышел. А спрашивать, понятное дело, никто не решался. И было это дело покрыто тьмой, пока едва ли не через год уже на Хоккайдо Эномото Такеаки, человек молодой и бестактный, не сказад Хиджикате, что люди, которые сейчас очень рады видеть его во главе армии, не потерпят его на этом посту после победы (если, конечно, таковая состоится). На что Хиджиката, не моргнув глазом, ответил, что этим господам беспокоиться не о чем, потому что как только закончится чрезвычайное положение, вступят в силу правила организации, к которой он до сих пор принадлежит, поскольку выход из нее не предусмотрен.
Адмирал, повторяю, был человек бестактный, а потому, наполовину в шутку, спросил, о каком правиле идет речь. И получил в ответ, что о номере шестом (если командир соединения убит, его подчиненные не могут без приказа покинуть его). Так и выяснилось, что именно думает Хиджиката о смерти Кондо и о себе в этой связи.

Личные причины

Аояма Эндзю из хана Мито, учитель, историк и великий знаток генеалогии, был прямым вассалом Токугава и не очень ярко выраженным имперским лоялистом. Так что когда в провинции разразилось проимперское восстание Тенгу, никто не удивился, что Аояма Эндзю его не поддержал.
Удивились потом, когда он не поддержал и победителей. Причем не поддержал настолько, что после победы революции, то есть реставрации он просто провел несколько месяцев под домашним арестом и был выпущен. (Это при том, что в хане Мито шла настоящая резня.)
На вопрос, чем объяснить его нейтралитет, Эндзю всегда отвечал "у меня личные причины". И только через два года, когда хан прекратил свое существование, выяснилось, что двигало достопочтенным Аоямой Эндзю. Учитель был лыс. А по строго-настрого предписанному Токугава этикету, преподающий должен быть совершенен. И потому - есть волосы, нет ли их - обязан иметь на затылке положеный самурайский узелок. Так что каждое камиблагословенное утро Эндзю был вынужден приклеивать к затылку узелок из фальшивых волос. Если день был жарким, клей начинал плавиться и узелок отваливался. Иногда - прямо во время занятий.
"А я,- объяснял Эндзю,- слышал, что в варварских странах все ходят, как хотят. Это не та причина, по которой стоит убивать людей, потому я и не поддержал Тенгу. Но как я мог отказаться от мечты..."- сказал он и провел ладонью по совершенно гладкому затылку без ненавистного узелка.


Асахина Шинемон был одним из лидеров просёгуновской партии в провинции Мито. Пока он воевал на севере, его жена, опасаясь за жизнь четырнадцатилетнего сына Такеши, отправила его с другом к родне в провинцию. Но родичи сказали, что они сами под подозрением, дали подросткам денег и посоветовали пробираться в Эдо, где легче затеряться. Мальчишки разделились, но Такеши где-то в переходе от новой столицы поймал специально высланный за ним отряд. Мальчика привезли в Мито, два дня показывали на городских рынках, а на третий должны были казнить.
Вечером второго дня через базарную площадь проходили войска из Сацума, направлявшиеся на подавление очередного мятежа в Айзу. Увидев мальчишку на помосте, командир сацумского контингента спросил, что бы это значило. Получив ответ, что этот, с детской челкой, - страшный государственный преступник, сацумец сказал: "Ну если все дело в том, из какой он семьи, так давайте я его прямо сейчас и усыновлю. Парень он храбрый, происхождения хорошего, отряду как раз нужен барабанщик. Так что я в выигрыше. Он останется жив - так что он в выигрыше. Вы будете знать, что, как мой сын, он уже никогда не поднимет оружия против императора - и вам не придется казнить ребенка. Так что и вы в выигрыше. По рукам?" Увидев, что речь эта показалась толпе убедительной, и испугавшись, что его могут заставить согласиться, судейский чиновник выхватил меч и зарубил Такеши.
Самурай из Сацума не стал затевать драку, но прибыв в расположение армии, доложил по начальству. Там схватились за голову "Они там что, в Мито, с ума посходили хором? Государственный преступник 15 лет!" И тут же издали постановление о том, что гражданским и военным властям Мито запрещается приводить в исполнение смертные приговоры без санкции из столицы. И были довольны своим решением ровно три недели, пока из Эдо не приехал по поставочным делам Кидо Коин и не привез с собой в качестве персонального подарка Сайго с Окубо документ, датированный 1864 годом. В каковом от имени сегуна в тех же самых выражениях гражданским и военным властям Мито запрещалось... И поинтересовался, согласны ли они на такую эффективность. Потому что пока ханы юридически независимы, никакой другой не будет. В общем, в верхних эшелонах предложение Кидо отменить всю систему ханов к бабушке Владыки Яньло и вводить европейское администрирование, возражений не встретило. А вот среднее звено протестовало еще года три...

Нормальное фехтование

История первая: сорок лет спустя
Был в начале эпохи Сёва такой себе мастер кендо по имени Ямамото Чуджиро. И как-то он во дворе школы отрабатывал горизонтальный удар на пустой фляжке, висевшей на шнурке. Мимо проходил какой-то старик, остановился, долго смотрел, как тот практикуется, сказал "Трудная задача." - а потом попросил у него меч. Как отказать старшему?
Ямамото и одал ему меч. Тот встал в какую-то перекошенную стойку, сделал выпад - фляга не шелохнулась - повторил "трудная задача", с поклоном отдал меч и ушелестел себе. И Ямамото был уверен, что тот промахнулся (шнурок-то даже не дернулся), пока не встал в стойку сам - и не увидел, что фляга пробита насквозь. Потом он обегал весь квартал, пытаясь узнать, кто этот старик - и выяснил, что это господин Фуджита, сторож музея. Но тот как раз приходил брать расчет...

История вторая: Том, и немножко Джерри

Во время очередного раунда переговоров Сацума-Чошу Сакамото Рёма поспорил с кем-то на вечер в трактире, что Кацура Когоро, несмотря на свои
странности и хроническое нежелание носить оружие,
по-прежнему мастер. И, чтобы выиграть пари, подбил граждан из Сацума, Чошу и Тоса - благо дело было в лесу, место тихое - устроить фехтовальный турнир. Кончилось это тем, что два гражданина, вышедших в финал (Когоро и сам Рёма), после третьей ничьей решили сыграть без правил и в процессе практически разнесли здание. Победил Рёма - у его противника, вообще не отличавшегося особым здоровьем, просто кончилось дыхание.
Пари, впрочем, Рёма выиграл. А потом они всей компанией отправились в город за выигрышем. В трактир. А потом они разнесли трактир.
А потом высокие договаривающиеся стороны удирали от обычного и совершенно невооруженного городского патруля, потому что не рубить же его было, этот патруль. И все это очень способствовало установлению взаимопонимания. Зачем и затевалось.

[InuTaisho]

Гонка вооружений по дону Корлеоне

В начале 1864 приятель Рёмы встретил его на улице и, в числе прочего, похвастался новым мечом.
- Твой клинок,- сказал Рёма,- на ладонь длиннее, чем нужно. Он не годится ни для боя на улице, ни, тем более, для боя в доме. Ты вечно будешь всюду застревать. Мой тебе совет, подбери себе меч покороче, вот как у меня.
В конце 1865 года тот же приятель встретил Рёму снова - и в разговоре признал, что длинный меч по нынешним временам действительно оказался неудобен и что он теперь носит другой, покороче.
- Это вчерашний день, сказал Рёма. И вынул из-за пазухи "смит и вессон".
В следующий раз они встретились уже в 1867. У приятеля на ремне висел "кольт".
- Эта штука устарела. Разве из нее что толком достанешь?- фыркнул Рёма.- Вот настоящее оружие. - и он извлек из-за пазухи "Международное право" на английском.
После войны приятель стал адвокатом.


В начале было слово

Началось все с того, что хан Кии купил себе пароход. Что само по себе ненаказуемо. Но дайме Кии решил немедленно выпустить новую игрушку прогуляться в море - естественно с командой, которая раньше ходила только на парусниках. Ну и с двумя французскими инструкторами. То, что просто в процессе выхода из гавани пароход потопил несколько рыбачих лодок, никого не обеспокоило. А еще через три часа, уже в проливе, они встретили торговый парусник, которому по морскому закону должны были уступить дорогу. Но не стали. А шли они под такими парами, что парусник попросту не успел отвернуть. Парусник они протаранили, часть команды погибла, груз пошел на дно.
На несчастье хана Кии, парусник принадлежал компании "Кайентай". И глава компании Сайтани Уметаро (вообще-то более известный как Сакамото Рёма) пришел в сугубое расстройство из-за гибели судна, людей и груза - в том числе и четырехсот контрабандных винтовок, предназначавшихся для повстанцев в Чошу.
И подал на хан Кии в суд, требуя возместить потери. Старший самурай Кии Миура Киютаро ответил, что суды это для иностранцев в их варварских странах, а хан Кии обязан уважать только предписания бакуфу и волю даймё Кии. Понятно, что такое заявление не порадовало ни иностранных представителей, ни правительство сёгуна, которому вовсе не улыбалось объяснять, почему провинции страны считают, что международное морское право их не касается.
А Рёма тем временем начал атаку на другом фронте - он сочинил несколько издевательских песенок о хане Кии, полной безграмотности местных жителей в морском деле и исключительной скупости и коррумпированности тамошних чиновников. Через три дня эти частушки распевали во всех чайных домиках Нагасаки, за неделю эпидемия захлестнула старую столицу, а через десять дней тому же самому Миуре в придорожной гостинице под Эдо налили неполную чашку чаю. Когда он поинтересовался, почему, наглый слуга ответил "Так Вы ж, господин, из Кии будете. Сами потонете или кого утопите - а заведению отвечать?"
В общем, через месяц тотальной войны на юридически-уличных фронтах хан Кии понял, что теряет слишком много. "Кайентаю" была предложена компенсация в 83 тысячи золотых рё. В общем "Англия сдалась." (с) Бургомистр

В начале ноября следующего, 1867, года Миура Киютаро узнал от информатора, что ненавистный сутяга и автор частушек Сайтани Уметаро и не менее ненавистный автор союза между Чошу и Сацума Сакамото Рёма - это одно и то же совершенно невыносимое лицо. Каковое откровение было для Миуры таким шоком, что он совершенно потерял самообладание и в присутствии посторонних сказал, что утопить Рёму в чайной чашке или задавить его пароходом, ему, Миуре, вряд ли под силу, но есть масса других действий, способных заткнуть эту огнедышащую лошадиную (*) пасть раз и навсегда.

А 16 ноября Сакамото Рёму убили. На конспиративной квартире на втором этаже магазинчика Омия, где он перележивал, судя по всему, воспаление легких. Нападавшие остались неизвестными. Накаока Шинтаро, бывший с Рёмой и переживший его на несколько часов, успел сказать, что, во-первых, убийцам этот визит не сошел бесплатно, а во-вторых, что кто-то из гостей страшно ругался на иойском диалекте.
На месте убийства из посторонних предметов обнаружились чьи-то ножны и пара деревянных гэта. Ножны были опознаны почти тут же, как принадлежавшие Хараде Саноскэ, капитану 10 роты Шинсена, уроженцу хана Ио и большому любителю крепких словечек. На гэта было клеймо соседней гостиницы. Служанка показала, что в ночь убийства у них долго сидели семеро, сказавшие ей что они из Шинсена. Один из них был очень худым мужчиной исключительно высокого роста. ("Сайто",- хором подумал Штирлиц. И правильно, кстати, подумал.)
А когда соратникам Рёмы стало известно, что за три дня до убийства по приказу князя Мацудайры к Миуре были приставлены телохранители из Шинсена, они решили, что головоломка сошлась - и начали охоту за Миурой.
Дальше имелся Том, Джерри и немножко Керенского - или истории о том, как благородные революционеры дважды промахивались гостиницами, а благородный самурай из Кии испарялся из любимого чайного домика в женском платье, но в конце концов "Исполнительному комитету по наследству г-на Сакамото" (действительно так называвшемуся) стало известно, что 7 декабря Миура точно будет в заведении под названием Тенман-я. И 16 человек + резерв решили нанести туда экстренный визит. Прибыв на место, они поняли, что ками явно на стороне справедливости - с Миурой было только двое спутников. Рыцари ворвались в комнату. Накаи Шогоро выхватил свой меч, подарок Рёмы, и только успел рявкнуть "Смерть предателю!", как заметил, что человек в парадной накидке с гербами хана Кии вообще-то несколько шире в плечах, чем ему положено быть, уж точно существенно тоньше в талии и непонятно почему носит совершенно варварскую (во всех смыслах) короткую стрижку.
- Продолжайте, пожалуйста.- вежливо сказал Тошидзо Хиджиката, заместитель командующего Шинсена. И тут погас свет.
Надо сказать, что повторения Икеда-я не получилось. У кого-то из рыцарей хватило ума не кричать "засада", а рявкнуть во весь голос "Миура убит!". Поэтому те, кто ждал снаружи гостиницы, не ринулись внутрь на помощь, а спокойно расточились.
Да и вообще рыцарь уже пошел не тот, огнестрельным оружием не гнушался, так что и Шинсену (12 человек) эта история обошлась в четырех покойников и троих раненых, и исполнительный комитет лег там всего наполовину, а не полным составом.
Миуру, крайне недовольного тем, что ему не доверили роль самого себя, зацепило какой-то щепкой по лбу. Злые языки утверждали, что произошло это не случайно - за полтора месяца старший самурай хана Кии успел своей охране основательно поднадоесть.
На этом, надо сказать, попытки добраться до него кончились - в основном, потому что началась гражданская война.
Ну а годы спустя выяснилось, что ни Миура, ни, что самое удивительное, Шинсен, к убийству Рёмы отношения не имели. И что только чудом убийцы разминулись с настоящим шинсеновским патрулем, действительно в ту ночь шаставшим по округе.



В марте 1863 обстановка в стране накалилась настолько, что сёгуну пришлось впервые за 200 лет самому приехать в старую столицу, чтобы пообещать императору, что к следующему маю духа варварского не будет в Японии.
В день, когда торжественная процессия (император по традиции встречал сёгуна на границе города) вошла в Киото, разразился жуткий ливень. Что совершенно не подействовало на толпу. Миллионы людей вывалили на улицы, чтобы посмотреть на императорские носилки, сёгуна и сопровождавших его знатнейших вельмож страны.
В толпе у моста Санджо стоял приехавший в старую столицу по делам Такасуги Синсяку. Как обычно, не вполне трезвый и куда больше обычного злой. Во-первых, никаких теплых чувств к сёгуну Ишин Шиши из Чошу не испытывал, да и испытывать не мог. А во-вторых, из-за визита и праздников жизнь в старой столице замерла и Такасуги предстояло куковать там как минимум лишнюю неделю. В общем, сочетание политического возмущения, дождя и дурного настроения, отфильтровавшись через пары саке дало типичную для Такасуги равнодействующую. Когда сопровождавший императорский паланкин сёгун подъехал к мосту, Такасуги во всю свою глотку рявкнул: "Да здравствует сэй-и-тай-сёгун!"
Толпа замерла. Процессия споткнулась. А что прикажете делать, если _полный_ титул военного правителя действительно "великий полководец, победитель варваров"... Хотя в данном контексте оный титул звучал сугубой государственной изменой. И поскольку рубить посреди старой столицы человека, всего лишь назвавшего сёгуна его законным полным наименованием, было совершенно невозможно, охрана сделала вид, что ничего не произошло. Процессия двинулась мимо.
А Такасуги, подняв себе таким образом настроение, пошел искать, где б ему еще выпить.


Серизава Камо в ненатуральную величину

Однажды в старую столицу приехал зверинец. В зверинце был большой уссурийский тигр, попугаи, лирохвосты и еще какая-то удивительная тропическая живность. Естественно, такое редкое зрелище привлекло толпы народу и естественно почти сразу же прошел слух, что никакого тигра там нет, а есть человек, зашитый в шкуру, потому как в жизни таких красивых зверей и птиц не бывает.
Серизава Камо, к тому времени командир Шинсена, услышал об этом и заявил, что жульничество таких размеров подпадает под его юрисдикцию. "Я поиграю с этим тигром-самозванцем." сказал он, взял с собой троих и отправился в зверинец.
Там они прошли прямо к тигровому загону. Серизава открыл дверь, вошел в загон, встал прямо перед тигром, выхватил меч и едва ли не ткнул им тигру в нос. Зоопарковое животное несколько ошалело от такого обращения, село на хвост и высказало Серизаве все, что оно думает о невежах и невеждах на хорошем тигрином. Тут уже удивился Серизава, спрятал меч и сказал "А тигр-то настоящий..." К этому моменту набежали служащие зверинца, которые хотели поначалу извлечь назойливого посетителя из загона силой. Один из самураев, пришедших с Серизавой, Саеки Матасабуро (впоследствии шпион Шинсена у Ишин Шиши), понял что будет беда, и рявкнул - "Да вы что не видите, что это Серизава-сенсей, командир Шинсенгуми!" И добавил потише "Если вы разозлите _его_, я ни тигру, ни вам не завидую."
Служащие про Серизаву слышали, выводы сделали примерно те же и умолкли.
Но было поздно. Серизава вышел из загона и сказал.
"Тигр настоящий. Тут все в порядке. А попугаев немедленно помыть и представить мне. Они все крашеные до единого."

[InuTaisho]

Больше будет вечерком, сейчас времени увы нет (

[R3z]

Спасиб, будет что почитать :)

[InuTaisho]

Цитата: Сообщение от R3z Интересно было почитать, особенно про Сайто Хаджиме, Шинсенгуми и Хитокири. Кстати образ Кеншина, был взят как раз с хитокири Каваками Генсая если неошибаюсь.

Угу, Химура Кэнсин - собирательный образ, прототипами которого послужили хитокири Каваками Гэнсай и командир первого подразделения Синсэнгуми Окита Содзи. А Сагара Саноске был взят с Харады Саноске )

Посмертная судьба Харады Саноскэ

Командир десятого подразделения был человеком легендарным. После гибели Кондо он оказался в отряде, который воевал на стороне Ишин Шиши и назывался Сэкихейтай. Потом возглавил аналогичный отряд, очередное крестьянское ополчение, требующее от правительства Ишин Шиши больших прав, чем уже дали. Однако и Сэкихэйтай под командованием Сагары Созо, и отряд Харады постигла та же самая судьба - они были разбиты правительственным войсками как мятежники.
Однако долгое время ходили слухи, что Харада в очередной раз не погиб (предыдущий раз, когда он не погиб, был как раз под Уэно), а покинул Японию и уехал в Манчжурию, где возглаивл то ли местных бандитов, то ли просто так жил.

Немного подробнее о Сэкихэйтай. Это было крестьянское ополчение с парой самураев во главе. Командир, Сагара Созо, был из радикальных Ишин Шиши. Сэкихэйтай действовали в составе армии Ишин Шиши, но их политическая программа руководство не устраивала. В результате после одного дела оное руководство объявило, что Сэкихэйтай нарушили приказ, превысили полномочия и нанесли урон. Отряд был просто расстрелян. Сагара погиб.

В "Рурони Кэнсин", однако, мы можем увидеть персонажа, унаследовавшего черты обоих - Сагара и Харады. Это Сагара Саноскэ, крестьянский мальчик, прибившийся к Сэкихэйтай, воспитанник Сагары. Саноскэ он в честь Харады - каковой Харада и послужил прототипом для этого персонажа.

[InuTaisho]

Тяк, чего-то я потрялась где-то с продолжением XD Кхм..


Будни британской миссии

Итак, место действия - здание временной британской миссии в Эдо. Время действия - июль 1861.
Рассказчик - сэр Рутерфорд Элкок, посол Великобритании в Японии.
В ночь с 4 на пятое он проснулся от страшного грохота, вскочил, надел халат, вытащил из под подушки револьвер и только собрался пойти посмотреть, что на этот раз стряслось, как в комнату вломились его помощник г-н Олифант и консул в Нагасаки г-н Моррисон (оба в крови, оба ранены, Олифант - очень тяжело), а затем - двое студентов-переводчиков. Далее передаю слово:
"Я ожидал, что сейчас за ними ворвутся их преследователи и несколько секунд стоял там, готовый открыть огонь и задержать их, пока раненые не нырнули в мою спальню. Я в тот момент был единственным человеком при оружии, ибо хотя у г-н Моррисона и было еще три барабана, он был ослеплен и оглушен полученными ранами. Г-н Олифант встретил нападающих в коридоре перед своей комнатой и из оружия имел только тяжелый охотничий хлыст. Нас застали врасплох, и из 150 охранников, находившихся в здании, ни один не пришел нам на помощь.
Г-н Олифант терял столько крови, что мне пришлось положить пистолет и перевязать его раны моим платком. Пока я был занят этой операцией, в соседнем помещении раздался грохот, а затем серия ударов. Кто-то из бандитов очевидно пытался проломиться через застекленные двери во двор и поднял при этом чрезвычайный шум - но охрану в силу каких-то причин этот шум все же не заинтересовал.
Нас, европейцев, было всего пятеро, сколько было наших врагов, мы не знали. Мы не смели оставить наших раненых и не могли определить, с какой стороны нас могут атаковать. Много их было или мало, они уже минут десять явно были хозяевами положения, но, по счастью, не нашли пока входа в мои апартаменты - и каждая минута, потерянная ими, была драгоценна для нас. Нежелание оставлять г-на Олифанта, который лежал без сознания на полу, не давало нам покинуть комнату. Наконец шум стих, дав нам надежду, что помощь пришла или что атака сместилась в ином направлении. Только тогда я и еще двое рискнули оставить раненых и отправиться на поиски последнего члена нашей группы, который поселился в дальнем крыле и не появился у меня - и мог оказаться менее везучим, чем мы.
По выдвижении, я оставил одного из студентов, г-на Лаудера, в качестве часового на позиции, перекрывающей длинный коридор, тянущийся от входа. Внезапно нас дернул обратно его выстрел. Перед ним появилась группа вооруженных людей. Когда они отказались назвать себя, он, как и подобает, открыл по ним огонь, а промахнуться было достаточно сложно. Тут они столь же мгновенно отступили и больше мы их не видели.
Через минуту или через две появились два японских гражданских чиновника и поздравили нас с тем, что мы целы. С ними, к моему великому облегчению, был г-н Макдональд, пропавший член нашей группы."

Интонация сэра Рутерфорда: "жуткие, конечно, варвары, не имеющие представления о дипломатическом протоколе, но, в принципе, дело житейское".


Дракон на марше, или Штрихи к портрету Сакамото Рёмы

В январе 1866 года Сайго Такамори и Кацура Когоро договорились о союзе двух провинций - Сацумы и Тёсю. Устроил этот союз ронин из Тоса по имени Сакамото Рёма.
Сайго в тот момент занимал при сегунате официальный пост и водил войска, Кацура представлял клан, объявленный "Врагом императора" и готовящийся к войне с Бакуфу, сегунским правительством. А Рёма возглавлял список Listed and Wanted, а заодно - торговую компанию "Камияма" (впоследствии - картель Кайентай), возившую на пароходике туда-сюда разные разности, в том числе оружие.
После благополучного завершения переговоров Рёма и сопровождавший его Синдзо Миёси отправились в гостиницу Терада-я в Фусими, в которой работала девица по имени Орьо. О том, что произошло в Терада-я, когда туда заявилась местная полиция, рассказано на первой странице темы.
Но вот что было потом...

Орьо еще в самом начале стрельбы и драки оделась и втихую ускользнула из гостиницы. Побежала она в местную резиденцию клана Сацума, где ее приняли, выслушали, подхватились и побежали искать Рёму. Нашли, принесли - а тут к воротам резиденции пожаловали из магистрата Фусими требовать выдачи. Им, естественно, отказали. В тот же день о нападении сообщили Сайго, в киотскую резиденцию.
- Да я их голыми руками разорву! - в гневе пообещал тот. Но, поостыв, решил не выдавать все-таки разборкой с местными властями некоторых дел, о которых еще не время было объявлять. Но отряд вооруженных до зубов сацумских самураев в Фусими прислал - во избежание и охраны ради.
Несколько дней Рёма был нетранспортабелен - и все эти дни у ворот караулили представители власти с ордером на арест Рёмы наготове.
Потом из Киото прибыл еще один отряд - тоже вооруженный до зубов, с винтовками и паланкином.
В паланкине должен был ехать Рёма, для находящихся в розыске Миёси и Накаоки Синтаро припасли форму и пару винтовок, но тут встал вопрос - как быть с Орьо? Второго паланкина под рукой не было.
- Нет проблем, - сказал Рёма, который накануне вечером сделал ей предложение. - Орьо, как насчет того, чтобы переодеться в сацумского самурая?
- С тех пор, как его сюда принесли, он все время шутит, - пожаловалась Орьо.
- И вовсе я не шучу. У вас найдется еще хакама, форма и пара мечей?
- Сакамото-сан, вы удивительный человек, - сказал командир сацумского отряда. - Я и ружье найду, если вы не возражаете, госпожа Орьо.
- Возражаю? Да ничуть!
Так что фусимским полицейским осталось только наблюдать, скрежеща зубами, как государственный преступник Сакамото Рёма покидает местную резиденцию клана Сацума в паланкине с гербом сацумского даймё, в сопровождении ста двадцати самураев с ружьями...

Оказывается, ранен Рёма был тоже весьма своеобразно.
Он там отстреливался из револьвера, а Миёси отбивался копьем, но находчивые ополченцы в какой-то момент полезли не через дверь, а через стенку. Первый же находчивый получил от Рёмы в челюсть и улетел обратно, а вот второй ломился с коротким мечом - и удар Рёме пришлось блокировать револьвером. Это был уже второй блок такого свойства за драку. Голову-то он спас, но ополченец располосовал ему обе руки - по пальцам, и очень неудачно. То есть для Рёмы неудачно, потому что были задеты сосуды у основания больших пальцев.
Кровь полилась потоком. и Рёма смог зарядить в опустевший барабан только два патрона - кровь, все скользкое... А главное, Рёма теперь и меч держать не мог. Пока они с Миёси выбирались из Терада-я, ломились через соседний дом (проходили через двери и стенки, и до смерти перепугали обитателей), пока нашли какой-то склад, на котором спрятались - Рёма потерял довольно много крови. К тому же выскочили они в чем спали, были очень легко одеты в довольно холодную ночь, да еще на склад попали через двери от реки, то есть пришлось подплыть. На складе Миёси, который сам получил пару легких ранений в драке, отрезал рукава и перевязал Ррёме раны. Но кровь остановить не получилось. Тогда-то он и побежал в резиденцию Сацума, оставив Рёму на месте, потому что идти тот был совершенно не в состоянии.
Когда на следующий день в резиденцию в Фусими приехал Ёсии Кодзуки. личный секретарь Сайго, он привез с собой врача, учившегося в Голландии (или получившего там образование - Dutch-educated, одним словом), благодаря искусству которого все обошлось, но все же кровь остановилась только на третий день.

Через некоторое время после выздоровления, летая тут и там по делам компании, Сацума, Тёсю и прочих Исин Сиси, Рёма оказался в Нагасаки. Покончив с делами, он спросил своего помощника Курату Юноскэ:
- Сколько стоит портрет в том заведении ниже по реке?
- Две серебряных монеты - этого хватит, чтобы всю ночь пить у девиц в Маруяма.
(Маруяма - квартал развлчений под красными фонарями, обитательницы которого впоследствии сыграли не последнюю роль в тяжбе Сайтани Уметаро с ханом Кии).
- Ну, значит нам на двоих одного рё хватит.
И они пошли в студию первого в Японии коммерческого фотографа, которая вовсе не страдала от наплыва посетителей. Первой причиной, менее важной, была высокая цена. Второй, гораздо более весомой - поверье, что фотокамера вытягивает из человека душу и вселяет ее в фотографию.
По дороге Рёма купил европейские ботинки, которые оказались гораздо удобнее гэта - впоследствии они числились в списке особых примет, разумеется.
По случаю визита к фотографу Рёма позаимствовал у одного из товарищей по компании форменные белые хакама, кимоно на нем было старое и потрепанное, как обычно, волосы по обыкновению небрежно собраны на затылке - а не собраны в акуратный пучок и не уложены вперед, как положено, меч - один, и тот короткий... Вот в таком виде он и запечатлен на фото - а в правой руке, которой он опирается о подставку, Рёма держит свой "смит-и-вессон", спрятав его в рукав.

Командир первого отделения Окита Содзи и морская свинка

Интересующиеся товарищи могли видеть разные воплощения этого образа в фильмах "Табу" и "Последний меч самурая", а также в небезызвестном аниме "Рурони Кэнсин" и в новом аниме "Рeace maker Kurogane".

В "Кэнсине" Окита изображен ровесником Кэнсина или чуть постарше, а Сайто - намного старше. Между тем оба друга были ровесниками - или, принимая во внимание некоторые данные. Сайто был даже младше Окиты на год. В 1864 году, отмеченном налетом Синсэнгуми на Икеда-я, командирам первого и третьего подразделений было по 21 году. Однако парадоксальным образом даже в памяти современников Окита остался совсем юнцом, а Сайто - взрослым мужчиной.
Вероятно, дело в том, что Окита очень рано начал. В девять лет этот самурайский сирота появился в школе Теннен Рисин Рю. В шестнадцать стал мастером. Кондо Исами прочил его в наследники и собирался усыновить - как его самого усыновил прежний глава школы. Но вскоре компания из Теннен Рисин Рю оказалась в составе Синсэнгуми и после некоторых кадровых интриг (см. историю Киёкавы Хатиро и Серизавы Камо) этот отряд возглавила. Кондо стал командиром, Хидзиката Тосидзо - его заместителем, вторым заместителем (по аналитической разведке, как это сейчас называется) стал Яманами Кейске, а Окита Содзи, Нагакура Шинпачи, Тодо Хэйске, Иноуэ Гэндзабуро и Харада Саноскэ стали командирами отделений.


Так в неполных двадцать Окита сделался одним из первых лиц в Синсэнгуми.

Он был хорош собой, в свободное от работы время - тих, мил и весел (с) Антрекот. Возился детьми, играл с ними, учил. Был склонен к разнообразным штукам юмористического стиля - впрочем, похоже, в Синсэнгуми, где чуть ли не каждый второй имел крышу набекрень и своеобразное чувство юмора, это было нормально.
Считался лучшим мечом Синсэнгуми, проверял боевую подготовку
новобранцев - помните первый эпизод "Табу"?
Когда Яманами решил уйти из организации, его разыскал и вернул именно Окита. Окита же помог ему совершить сэппуку, то есть в качестве кайсяку отрубил голову. Наставника Окиты, Хидзикату, связывала с Яманами давняя дружба. Однако господин зам.командующего присутствовал при сём и, по свидетельствам очевидцев, не выразил никаких чувств.
В ходе знаменитого дела с Икеда-я у Окиты пошла кровь горлом - до того момента почти никто в Синсэне не знал, что он болен, а сам он тщательно скрывал это от подчиненных. Впрочем, на боевых качествах это не сказывалось, а заглядывал ли Окита в будущее хотя бы на несколько лет вперед или нет - неизвестно.
Умер Окита в 1868 году, летом. Лежал в дворцовом госпитале, куда попал еще до отречения сёгуна. Его друзья и старшие сражались в Айзу и в Хакодате, многие погибли, Кондо был казнен - а Окита ничего не знал. Голова Кондо, его сэнсэя, командира и приемного отца, висела над воротами в полукилометре от госпиталя, и персонал боялся, что кто-нибудь проболтается об этом Оките. А он только сожалел, что никто из друзей его не навещает. Однажды он увидел в палате черную кошку, которую принял за чью-то смерть, встал с мечом в руке, чтобы ее зарубить - и захлебнулся кровью. Ему было двадцать пять лет.

Да, так о свинье, точнее, о свинке. Некоему вельможе подарили диковину - морскую свинку. А свинка возьми и заболей. И ее принесли монахам в Мибу, чтобы вылечили. Каким-то образом свинка оказалась у Окиты, он ее везде таскал за пазухой. Потом Синсэн из монастыря съехал, вместе со своим свинарником (с вышеописанными пятачковыми свиньями), и Окита оставил морскую свинку монахам.

http://www.rivertop.ne.jp/rivertopsa...iro/okita.html - Меч Окиты

[InuTaisho]

О мистике и прочем

1. В первых числах мая 1869 года Тошидзо Хиджиката вызвал адьютанта, Ичимуру Тецуноскэ ( Сама удивилась Оо лицо, как оказалось, тоже исотрическое), дал ему письмо, свою фотографию, и свой набор самурайских мечей и приказал отвезти все это в Тама, семье. Обстановка на фронте на тот момент была нехорошая и напряженная - но вовсе не катастрофическая. Адьютант, естественно, возмутился и заявил, что никуда не поедет. Главком поинтересовался, знает ли молодой человек, что именно происходит с солдатами, отказывающимися выполнить прямой приказ. Тецуноскэ с уставом знаком был - а еще лучше был знаком с самим Хиджикатой, чьим адьютантом был уже лет пять - а потому, проклиная все на свете, убыл. (И действительно просквозил через вражеские посты, и добрался, и доставил, и остался жив - и погиб уже существенно позже в боях за Тайвань.)
2. Надо сказать, что главкома какое-то время очень дергало то, что его коллеги - Эномото и Отори - были вовсе не прочь заключить мир с правительством, если оное правительство уступит им Хоккайдо. Эта позиция, не вызывавшая у Хиджикаты возражений политических, была чрезвычайно неудобна для него лично. "Я их прекрасно понимаю, но мне-то как прикажете смотреть в глаза Кондо?"- повторял он, вгоняя окружающих в сильное беспокойство, поскольку говорил Хиджиката о Кондо так, как будто тот был жив, ну, во всяком случае, в той же мере жив, что и сам Хиджиката.
А к маю эти разговоры прекратились. И на совещаниях главком больше не возражал. И когда - в тот самый день, когда Тецуноскэ отправился в Тама - Отори поинтересовался у коллеги, не вызвана ли такая перемена позиции ситуацией на фронте, Хиджиката ответил "Нет, просто это больше не моя забота."
А шесть дней спустя он погиб.

Немного отступая от темы Итимуре Тэцуноскэ в описываемое время было лет шестнадцать-семнадцать. Поступил он в Синсэнгуми, видимо, в 1964 году, то ли до Икедая, то ли после - непонятно, но не сам по себе, а за компанию со старшим братом Тацуноскэ. ВИдимо, деваться Итимуре-младшему было некуда. И угодил он в адъютанты к господину замкому, потому что даже у таких деятелей, как командный состав Синсэна, рука бы не поднялась принять в организацию двенадцатилетнего пацана.
На момент событий старший брат уже год как погиб. И, как я понимаю, г-н бывший подполковник спровадил паренька, чтобы не убили.
В "Куроганэ" Тэцуноскэ вывели пятнадцатилетним, но нарисовали как раз лет на двенадцать-тринадцать максимум.


Дело в Тенман-я со слов Сайто

А вернее - со слов Хиета Тошия, который слышал ее как-то от самого Сайто. (Поскольку перевод двойной японский-английский-русский, что-то могло и вкрасться.)

Сайто рассказывал "Мы не знали, когда появится противник, поэтому сидели и пили в кольчугах. Но мне стало слишком жарко. И кольчуга мешала двигаться, поэтому я попробовал потихоньку ее снять. Я попытался снять перчатку, но не смог. Слишком плотно сидела. Наконец, я бросил это дело и опять взял чашку - и тут как раз противник вломился в комнату. Они считали, что они действовали умно - их много, света мало, комната маленькая. И пока я там рубился, я чувствовал, что меня пару раз задели, но боли не было и я продолжал драться. Потом я услышал, что кто-то кричит "На нем что-то. Рубить его не получается. Колите его." "Сообразил, болван."- думаю,- "Ну погоди..."- но тут и бой закончился. Так из-за этой кольчуги меня толком и не зацепили. Полезная вещь.
Я слышал, что вы уже не сражаетесь настоящими мечами. В настоящей свалке невозможно планировать - этого я возьму так, а другого этак. Все что можно - действовать по обстановке, а когда обнаруживаешь, что на земле противник, а не ты - подумать, что повезло. Если ты можешь действовать мечом быстро - ты уже годишься. Исход свалки решает скорость. В этом деле в Тенман-я я не знал, как и где уложу следующего противника. Я даже не заметил, сколько их было."


Падение Эцу. Изложено по Джону Блэку.

Итак, к 12 мая у Республики Эцу оставались только форт Горёкаку, Чиёгаока и батарея Бентен. Хакодате был захвачен правительственными войсками, главком погиб.
На следующий день какие-то солдаты с имперской стороны открыли огонь по военному госпиталю повстанцев. Какой-то офицер из Сацума увидел, что происходит, бросился туда и остановил их.

Один из раненых повстанцев написал Эномото
"Вчера нас атаковали части кангун и мы просто ждали смерти, когда за нас вступились самураи из Сацума - и они не только заставили атакующих остановиться, но и позаботились о том, чтобы нами занялись врачи армии кангун, так что лучшего нельзя и пожелать. Прошлой ночью - около полуночи - Икеда и еще четверо офицеров из Сацума посетили нас и очень тепло с нами разговаривали, сказав, что мы проявили истинно самурайский дух, отстаивая свои позиции даже после потери флота и поражений на суше. Но что скажут о нас, если мы и далее будем противостоять воле Тенчо, чье самое горячее желание - сохранить наши жизни в этой бедственной ситуации? Они слышали, что мы готовы скорее умереть, чем сдаться. Но это совершенно противоречит воле императора, который желает обойтись с нами мягко и милостиво. Они просили нас передать это нашим друзьям в Горёкаку и прочих местах. Поэтому, мы хотели бы знать, следует ли нам заняться установлением мира, или продолжать драться."

Эномото и его новый второй номер Мацудайра Таро ответили:
"Мы искренне и чрезвычайно благодарны Икеде и его собратьям-офицерам за эти сведения. Причина, побудившая нас прийти сюда проста - мы хотели оживить эту пустыню и оборонять северные ворота страны - как мы и объясняли с самого начала. Если этому нашему желанию не пойдут навстречу, зачем нам покидать этот остров? Если Император смилуется над нами и пожертвует нам часть севера, наши люди будут оборонять северные ворота до смерти; тогда как мы двое с радостью искупим нашими жизнями то преступление, которое мы совершили, сражаясь против императорской армии. Если же нашу просьбу не удовлетворят, то мы разделим нашу удачу или неудачу на всех - и будем драться, как можем, до конца. Пожалуйста, передайте наш ответ Икеде-сану."
В переводе с дипломатического на человеческий - "Хотите сэкономить на своих потерях и получить нас живыми - отдайте нам регион. Нет - нет."
Эномото также передал с письмом две книги по мореходному делу на голландском. Он он привез их из Нидерландов - учился в мореходном училище. Кажется, это были на тот момент единственные в стране учебники по современной военно-морской тактике, и Эномото не хотел, чтобы они пропали. 16 числа командование императорской армией послало Эномото 5 боченков сакэ и письмо, в котором благодарило его за трактаты по тактике, действительно оказавшиеся чрезвычайно ценными. "Мы благодарны Вам за два тома, подобных которым не найдется в Японии, которые Вы прислали нам, не желая, чтобы они стали собственностью ворон. Щедрость Вашего чувства налагает на нас огромные обязательства. Придет время и мы озаботимся тем, чтобы перевод этих книг был опубликован и разошелся по всей империи, и надеемся, что Вы не пожалеете о своем поступке."
Парламентер, привезший подарок, в очередной раз предлагал осажденным сдаться, дежурный по гарнизону, Тайто Тайцукуичи (впоследствии Накано Коичи, губернатор Ямагучи) очень вежливо предложил ему убираться восвояси, пока не началось.
Надо сказать, что на этом участке началось оно вяло и прошло без результата, но вот позже ночью до Горёкаку наконец добрались связные с информацией о том, что Бентен и Чиёгаока уже в руках противника. (Поправка - то, что осталось от того и другого - в пороховой склад батареи Бентен угодил снаряд с "Котецу", то бишь "Каменной стенки", а в Чиёгаоке шли такие бои, что и форт практически снесли, и личный состав повстанцев на 90% выбили, и императорским войскам оно икнулось примерно один к пяти в раненых и убитых).
Услышав новости, Эномото сильно помрачнел, прочитав письмо от командования противника, несколько расслабился, и потребовал к себе господ правительство (они же штаб). Собравшимся Эномото сказал, что расклад таков, что не то что выиграть, но и свести вничью они не могут, погибать всем - бессмысленно, а последняя корреспонденция от Таджимы Кейзо (командира сацумского контингента) фактически предлагает жизнь и свободу всем, кроме верхушки командного состава. И что Эномото намерен это предложение принять и покончить с собой.
И они и Мацудайра Таро как раз собирались это сделать, когда пришел как всегда проспавший все на свете Отори Кэйскэ, оценил обстановку и сказал, что г-н адмирал, он же г-н президент кое о чем забыл. Императорским войскам наверняка потребуется видимое доказательство триумфа. И если Эномото, Мацудайры и самого Отори уже не будет в пригодном для демонстрации виде (головы уже не подойдут, варварский обычай, перед европейцами неудобно), то на эту роль могут назначить кого-то другого - а это не дело.
Аргументация была принята без особых споров, к правительственным войскам послали парламентера и 18 мая была подписана капитуляция. Надо сказать, имперская сторона сделала даже больше, чем обещала. Личный состав после проверки действительно распустили по домам, а верхушка провела какое-то время под арестом - с последующим назначением на соответствующие государственные должности. На момент, когда Блэк писал воспоминания об этих событиях, Эномото Такеаки был послом в России.

История одной любви

Итак, после дела о Дворцовых Воротах хан Тёсю утратил свои позиции в столице и вообще дело шло к войне. Сакамото Рёма направлялся по своим делам в Киото, а дела он собирался вести с Кацурой Когоро и вообще подумывал о том, как бы устроить союз Тёсю с Сацума и избежать гражданской войны, которую он считал делом совершенно дурным и гибельным для противников бакуфу.
На пароме он пересек бухту и прибыл в Осаку, откуда намеревался на лодке к ночи добраться до Киото.
И вот шел он себе, размышляя над судьбами отечества, как наткнулся посреди дороги на фантастическую картину: хорошенькая девушка в пыльной дорожной одежде яростно спорила с двумя мужчинами, по виду - местными якузда. Удивившись такой отваге, Рёма остановился посмотреть, в чем там дело.
Днвушка требовала вернуть ее сестру, которую увели из дому обманом. Естественно, ей ответили неприличным образом. И тогда девушка ударила одного из них. "Ты что, сдохнуть захотела!" - взревел тот, и неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не вмешался Рёма.
- В чем дело? - спросил он.
- Да ты... - сказал один мафиозный бычок и вытащил нож.
- Брось это или умрешь, - честно предупредил его Рёма.
Тот бросил.
Тут оказалось, что у девушки тоже был нож, за который она схватилась и который собралась применить против второго татуированного деятеля.
Рёма рассмеялся и спросил у нее, что происходит.
- Они увели мою сестру, я а хочу вернуть ее, - ответила девушка.
- И где она? - спросил рёма.
- Если бы я знала, разве тратила бы я время на этих двух придурков?
- Думаю, что нет, - согласился Рёма и развернулся к якудза. - И где?
- Да вот в том домике!
- Тогда ты, - Рёма указал на одного, - приведешь ее сюда, а мы подождем. Не управишься за три минуты - твой дружок умрет.

В общем, до Киото Рёма путешествовал в компании двух девиц. Старшую, которая воевала с якудза, звали О-Рё. История с сестрами вышла простая и обычная - отец, известный в Киото врач, умер, остались больная мать и пятеро детей, три сестры и два брата. За два года после его смерти семья распродала все. что было можно, О-рё, старшая, работала служанкой. В ее отсутствие у матери обманом увели в бордель остальных дочек - шестандцатилетнюю Кимие в Осаку, а тринадцатилетнюю Мицуе - в Киото. О-Рё,узнав об этом, моментально примчалась, вернула Мицуе домой, а потом отправилась в Осаку за Кимие.
Неудивительно, что ее отвага и решительность произвели впечталение на Рёму. Так что он отложил на некоторое время все дела - объединение Тёсю и Сацума, организацию частной флотилии для торговли между Эцу и Нагасаки, закупку оружия и прочее, проводил девушек до дому, а О-Рё устроил на работу в то самое заведение Терада-я, в котором потом произошло много разных событий, и в котором до сих пор любопытным туристам показывают следы на стенах от мечей и пуль.

Кстати, в имени О-Рё пишется тот же кандзи, что и в имени Рёма - тот самый, который означает "Дракон". Так они нашли друг друга, и наверняка в старых хрониках в финале этой истории автор приписал бы: "И нет никакого сомнения, что встреча эта была предопределена им судьбой".

Правила Шинсенгуми

Основные правила

1. Shidou ni somuki majiki koto.
Запрещается отклоняться с пути, достойного самурая.

2. Kyoku wo dassuru kotowo yurusazu.
Запрещается покидать Шинсенгуми.

3. Katte ni kinsaku itasubekarazu.
Запрещается вымогать деньги в личных целях.

4. Katte ni soshou toriatsukaubekarazu.
Запрещается участвовать в личных тяжбах.

5. Watakushi no tousou wo yurusazu.
Запрещатся вступать в бой по личным мотивам.

Три дополнительных правила:
Kumigashira ga moshi toushi shita baaiwa, kumishuu wa sono ba de toushi subeshi.
Если командир отряда смертельно ранен или убит, все его подчиненные должны сражаться до последнего и умереть там же.

Hageshiki kokou ni oite shishou zokushutsusutomo kumigashira no shitai no hoka wa hikishirizokukotomakarinarazu.
Даже если потери велики, запрещено выносить с поля боя тела погибших, если речь не идет о командире подразделения.

Moshi taishiga koumuni yorazushite machi de taigai no mono to arasoi, teki to yaiba wo kawashi, jibunga kizu wo oite aite wo shitomekirazuni nigashita baai, ushirokizu no baai no gotokimo seppuku wo meizuru.
Если член Шинсенгуми вступит в бой, по долгу службы или при иных обстоятельствах, и будет ранен, не сможет убить врага и позволит ему уйти, то даже если рана нанесена в спину, он должен совершить сеппуку.

Надо заметить, что правила эти были составлены довольно грамотно. Правило номер 8, например, к чести отношения не имело. Времена неспокойные, людей с оружием полно. Ссоры затевают все. Как сделать так, чтобы твои люди не лезли в драки первыми? Чтобы они четырежды подумали, прежде чем вытаскивать оружие в неслужебной ситуации? Вот на то это правило и есть - не уверен, что можешь убить противника - не встревай. Количество ссор, склок и стычек сократилось очень резко.

А правила 6 и 7 были введены после Дела о Дворцовых Воротах, когда Кондо и Хиджиката имели сомнительное счастье наблюдать, как в других частях
отряды, потерявшие командира, начинают метаться как куры безголовые. А "вынос тела" с поля боя был стандартным поводом тихо смыться.

Так что с человеколюбием в Шинсене было грустно, а вот с целесообразностью - очень неплохо.
Самая дисциплинированая и боеспособная правительственная часть. И роль в войне сыграла совершенно непропорциональную - повторяю, на пике там было три сотни бойцов. С третьим меня смущает то, что, насколько мне известно, применялось оно именно в случаях рэкета.
Мне попадалась - в пересказе - история с разбирательством, когда какой-то рядовой Шинсена в свободное время за деньги преподавал каллиграфию. Так ему даже не запретили этого делать.
Видимо, все-таки речь идет о вымогательстве.

[InuTaisho]

Ямагата Аритомо, Ишин Шиши, министр обороны, дважды премьер-министр, советник императора, принц, был мелким самураем из Чошу. Естественно, учеником Шоина. Но - в отличие от коллег - не мечником, а копейщиком школы Сабури-рю. Говорили, что в молодости его любимым развлечением было выходить с тренировочным копьем (наконечник обшит войлоком) против бойцов с настоящими мечами.
Уже будучи министром, Ямагата ежедневно упражнялся с копьем, отрабатывая удары на большом фиговом дереве. Дерево вскоре засохло. Он приказал посадить новое.
Когда кто-то удивился, что человек со столь ровным и спокойным характером способен на такую ярость, Ямагата сказал, что вызвать нужное настроение очень просто - достаточно представить на месте невинного дерева очередного интенданта.



о Резанове.
Покойник действительно наделал дел.
Японские источники пишут, что после этой истории русских, которых до того в Японии называли "акахито" (красные люди - однако, за столетие с лишком до 1917 ), стали называть "акаони" (красные демоны). По милости Резанова бакуфу в 1807 году поставило Хоккайдо и малые острова под свое прямое управление.

А голландцы действительно русско-японские отношения испортили заранее. Вернее голландцы + ... Беневский. Еще один веселый эпизод в биографии авантюриста. Он, оказывается, по дороге на Магадаскар пристал к острову Осима и отправил письмо в голландскую факторию в Нагасаки о том, что на одном из ближайших к Камчатке островов строится крепость на предмет возможной войны и что к побережью Японии отправлены корабли для того, чтобы разведать перспективы нападения на Хоккайдо. Голландцы, не помня себя от счастья, передали эту информацию сёгунату.
Впрочем, миссии Лаксмана в 1792 это не повредило. А вот Резанов своим поведением подтвердил худшие опасения.


В 1869 году в русле общей либерализации правительство разрешило частные газеты. Но поскольку оно твердо придерживалось принципа "что нужно Лондону, то рано для Москвы", тьфу, Эдо, то журналистам было запрещено писать о религии, политике и юриспруденции. Запрещались также публикации, вредящие общественной морали. Нарушение этих правил было чревато штрафами, конфискацией тиража и тюремными сроками. Но тут вышла легкая промашка. Первыми издателями и газетчиками стали люди, только что вернувшиеся с войны. Или граждане вроде Джона Блэка (да, да, того самого, что в присутствии Окубо и Кидо дифирамбы якобитам пел). И помешать этим товарищам писать и публиковать то, что они хотели, можно было разве что при помощи расстрельного взвода - и то никакой гарантии. В общем, началась Великая Газетная Война, продолжавшаяся с переменным успехом до 1897 года, когда Англия, тьфу, правительство сдалось и даровало стране свободу печати.
Но это все еще на прялке, а пока тридцатилетняя война идет вовсю, стороны развлекаются, как могут. Газеты публикуют бешеные совершенно репортажи о чиновничьей некомпетентности, чиновники конфискуют тираж нескольких изданий, в ответ пресса... проводит торжественные похороны. Гроб с погубленными номерами на руках несут к центральному токийскому храму Каннон, там служители Будды (у них ритуал пышнее) проводят пышную погребальную церемонию, народ читает сутры, жжет благовония и произносит прощальные речи.
Полиция стоит и смотрит. А что делать? Дух, то есть ками, у газетного номера есть? Есть, он у всего есть. Тираж угробили? Угробили. Могут частные лица частным образом почтить ками церемонией? По закону - да, могут. А что этих частных лиц за сто тысяч - ну так и газетные ками не чета прочим, их многие хотят ублаготворить... В общем, тупик. Так и похоронили. Ушли тиражи на новое перерождение.
Правительство, впрочем, если верить Бринкли, в долгу не осталось и постановило, что впредь на такого рода похоронах могут присутствовать только ближайшие родственники - то есть сотрудники редакции.

Бывают странные сближенья.

Как известно, в 1878 г-н Фуджита Горо, он же Сайто Хаджиме, он же, он же, получил орден Синей павлонии, вообще-то предназначенный для высших чиновников государства. Непонятно за что, кстати, получил.
А вот название ордена меня, в свое время, смутило. Что за павлония? А павлония, она же павловния - это сумасшедшее декоративное растение, которое цветет в ноябре. Название свое получила... в честь Анны Павловны, королевы голландской. Дочери Павла I. Голландцы в русской номенклатуре не разбирались, приняли отчество за второе имя - так что в Нидерландах имеется и город с названием Anna Paulowna. Ну и в растительном мире отчество увековечили.